-
Опрос - Миниатюры и бюсты.Что мы хотим купить?
-
Если вы еще не добавили свои Фамилию и Имя, пожалуйста прочтите и сделайте.
Раскраска
- Автор темы Гарик
- Дата начала
А это выдержка из рассказа, касательно раскраски и понятия о ней.
Наблюдать дикаря перед зеркалом – самое комичное зрелище для европейца. Тщеславие и восхищение собой видны в нем, как в парижской кокетке. Он даже превосходит ее. Тогда как она меняет фасон своей шляпки и цвет платья три или четыре раза в год, индеец меняет цвет своего лица – так как его внимание приковано к этой части своего тела – ежедневно.
Я наблюдал здесь за тремя или четырьмя молодыми индейцами и видел их каждый день с новой раскраской на лицах. Они принадлежали к аристократии своего бэнда и были явными франтами. Я видел их праздно слоняющимися с большим достоинством и с видом очень серьезным, с зелеными и желтыми полосами на носах и с трубками подмышкой, завернутыми в широкие одеяла-плащи. Они всегда были вместе и видимо образовывали клику.
Ежедневно, когда мне представлялась возможность, я зарисовывал раскраску на их лицах, и через какое-то время получил коллекцию, разнообразие которой поразило меня самого. Странные сочетания, возникающие в калейдоскопе, можно назвать невыразительными в сравнении с тем, что воображение индейца производит на его лбу, носу и щеках. Я попробую дать некоторое описание, насколько позволят слова.
Больше всего в их расположении цветов меня поразили две вещи. Первое, что их не волновало естественное разделение лица на части. И второе – экстраординарная смесь изящества и гротеска.
Временами, правда, они использовали естественное разделение, создаваемое носом, глазами, ртом, и т.д. Глаза обводились правильными цветными кругами. Желтые или белые полосы располагались гармонично и на равном расстоянии ото рта. По щекам наносился полукруг из зеленых точек, центром которого было ухо. Иногда также лоб пересекался линиями, идущими параллельно его естественным очертаниям. Это всегда выглядело как-то по-человечески, так сказать, потому что основные формы лица оставались неизменными.
Обычно, однако, эти правильные узоры приходятся не по вкусу индейцам. Им нравится контраст, и они часто разделяют лицо на две половины, к оформлению которых подходят по-разному. Одна будет темной – скажем, черной или синей – а другая достаточно светлой, желтой, ярко красной или белой. Одна будет пересечена жирными полосами, оставляемыми пятью пальцами, тогда как другую причудливо раскрасят тонкими линиями, наносимыми с помощью кисти.
Это разделение производится двумя разными способами. Разделяющая линия иногда проходит по носу, и правая щека и половина погружаются во мрак, а левая выглядит, словно цветочная клумба под лучами солнца. Временами, однако, они рисуют линию поперек носа, так что глаза сверкают на фоне темного цвета, а под носом все яркое и блестящее.
Я часто спрашивал, если ли какое-либо значение у этих разнообразных узоров, но меня всегда заверяли, что это дело вкуса. Это были просто причудливые арабески, подобные вышивке их скво на мокасинах, поясах, кисетах и т.д.
Однако, существует определенный символизм в использовании цветов. Так, красный обычно представляет радость и веселье, черный – скорбь. Когда случается чья-нибудь печальная кончина, они растирают пригоршню угля по всему лицу. Если покойный только дальний родственник, всего лишь решетка из черных линий наносится на лицо. У них так же есть и полутраур, и они красят в черный цвет только половину лица по прошествии определенного времени.
Красный – это не только их радость, но и их любимый цвет. В основном они покрывают лицо ярко красным цветом, на который наносят другие цвета. Они используют в этих целях вермильон из Китая, привозимый им индейскими торговцами. Однако, этот красный ни в коем случае не обязателен. Часто цветом, на который наносятся другие цвета, является ярко желтый, для которого используется желтый крон, также приобретаемый у торговцев.
Они также очень неравнодушны и к берлинской лазури и используют этот цвет не только для раскраски своих лиц, но и в качестве символа мира на своих трубках и в качестве оттенка неба на своих могилах. Очень любопытный факт, между прочим, что вряд ли какой индеец отличает синий от зеленого. Я видел небо, которое они изображают на своих могилах в виде круглой арки, одинаково часто и того, и другого цвета. На языке сиу «тойя» означает и зеленый и синий, а много путешествовавший отец-иезуит рассказал мне, что подобное смешение преобладает среди многих племен.
Мне также рассказали, что у разных племен есть свой любимый цвет, и я склонен верить этому, хотя и не смог заметить никакого такого правила. В основном все индейцы видимо относятся к своему собственному медному цвету кожи с особым вниманием и усиливают его вермильоном, когда он кажется им недостаточно красным.
Я обнаружил во время путешествия к сиу, что существует определенный национальный стиль в раскраске лица. Сиу говорили о бедном индейце, который сошел с ума. И когда я спросил у некоторых из его присутствовавших соотечественников, каким образом проявлялось его безумие, они сказали: «О, он наряжается в перья и ракушки так смешно, и раскрашивает лицо так комично, что от этого можно умереть со смеху». Это было сказано мне людьми, настолько разукрашенными перьями, ракушками, зеленым, вермильоном, берлинской лазурью и желтым кроном, что я с трудом смог сдержать улыбку. Однако, я сделал из этого вывод: должно существовать что-то общепринятое и типичное в их пестром стиле, что легко может быть нарушено.
К тому же немного позже на американской государственной ярмарке я смог сделать из своих рисунков грандиозное открытие. Там показывали гигантского индейца, и хотя его лицо было раскрашено, я настаивал на том, что его раскраска фальшивая. Я, разумеется, получил лишь общее впечатление, и не мог показать, в каких линиях состояла ошибка, но я был в этом уверен. И точно подтвердилось, что это был псевдо-индеец, никто иной, как англосакс, неуклюже наряженный дикарем.
Наблюдать дикаря перед зеркалом – самое комичное зрелище для европейца. Тщеславие и восхищение собой видны в нем, как в парижской кокетке. Он даже превосходит ее. Тогда как она меняет фасон своей шляпки и цвет платья три или четыре раза в год, индеец меняет цвет своего лица – так как его внимание приковано к этой части своего тела – ежедневно.
Я наблюдал здесь за тремя или четырьмя молодыми индейцами и видел их каждый день с новой раскраской на лицах. Они принадлежали к аристократии своего бэнда и были явными франтами. Я видел их праздно слоняющимися с большим достоинством и с видом очень серьезным, с зелеными и желтыми полосами на носах и с трубками подмышкой, завернутыми в широкие одеяла-плащи. Они всегда были вместе и видимо образовывали клику.
Ежедневно, когда мне представлялась возможность, я зарисовывал раскраску на их лицах, и через какое-то время получил коллекцию, разнообразие которой поразило меня самого. Странные сочетания, возникающие в калейдоскопе, можно назвать невыразительными в сравнении с тем, что воображение индейца производит на его лбу, носу и щеках. Я попробую дать некоторое описание, насколько позволят слова.
Больше всего в их расположении цветов меня поразили две вещи. Первое, что их не волновало естественное разделение лица на части. И второе – экстраординарная смесь изящества и гротеска.
Временами, правда, они использовали естественное разделение, создаваемое носом, глазами, ртом, и т.д. Глаза обводились правильными цветными кругами. Желтые или белые полосы располагались гармонично и на равном расстоянии ото рта. По щекам наносился полукруг из зеленых точек, центром которого было ухо. Иногда также лоб пересекался линиями, идущими параллельно его естественным очертаниям. Это всегда выглядело как-то по-человечески, так сказать, потому что основные формы лица оставались неизменными.
Обычно, однако, эти правильные узоры приходятся не по вкусу индейцам. Им нравится контраст, и они часто разделяют лицо на две половины, к оформлению которых подходят по-разному. Одна будет темной – скажем, черной или синей – а другая достаточно светлой, желтой, ярко красной или белой. Одна будет пересечена жирными полосами, оставляемыми пятью пальцами, тогда как другую причудливо раскрасят тонкими линиями, наносимыми с помощью кисти.
Это разделение производится двумя разными способами. Разделяющая линия иногда проходит по носу, и правая щека и половина погружаются во мрак, а левая выглядит, словно цветочная клумба под лучами солнца. Временами, однако, они рисуют линию поперек носа, так что глаза сверкают на фоне темного цвета, а под носом все яркое и блестящее.
Я часто спрашивал, если ли какое-либо значение у этих разнообразных узоров, но меня всегда заверяли, что это дело вкуса. Это были просто причудливые арабески, подобные вышивке их скво на мокасинах, поясах, кисетах и т.д.
Однако, существует определенный символизм в использовании цветов. Так, красный обычно представляет радость и веселье, черный – скорбь. Когда случается чья-нибудь печальная кончина, они растирают пригоршню угля по всему лицу. Если покойный только дальний родственник, всего лишь решетка из черных линий наносится на лицо. У них так же есть и полутраур, и они красят в черный цвет только половину лица по прошествии определенного времени.
Красный – это не только их радость, но и их любимый цвет. В основном они покрывают лицо ярко красным цветом, на который наносят другие цвета. Они используют в этих целях вермильон из Китая, привозимый им индейскими торговцами. Однако, этот красный ни в коем случае не обязателен. Часто цветом, на который наносятся другие цвета, является ярко желтый, для которого используется желтый крон, также приобретаемый у торговцев.
Они также очень неравнодушны и к берлинской лазури и используют этот цвет не только для раскраски своих лиц, но и в качестве символа мира на своих трубках и в качестве оттенка неба на своих могилах. Очень любопытный факт, между прочим, что вряд ли какой индеец отличает синий от зеленого. Я видел небо, которое они изображают на своих могилах в виде круглой арки, одинаково часто и того, и другого цвета. На языке сиу «тойя» означает и зеленый и синий, а много путешествовавший отец-иезуит рассказал мне, что подобное смешение преобладает среди многих племен.
Мне также рассказали, что у разных племен есть свой любимый цвет, и я склонен верить этому, хотя и не смог заметить никакого такого правила. В основном все индейцы видимо относятся к своему собственному медному цвету кожи с особым вниманием и усиливают его вермильоном, когда он кажется им недостаточно красным.
Я обнаружил во время путешествия к сиу, что существует определенный национальный стиль в раскраске лица. Сиу говорили о бедном индейце, который сошел с ума. И когда я спросил у некоторых из его присутствовавших соотечественников, каким образом проявлялось его безумие, они сказали: «О, он наряжается в перья и ракушки так смешно, и раскрашивает лицо так комично, что от этого можно умереть со смеху». Это было сказано мне людьми, настолько разукрашенными перьями, ракушками, зеленым, вермильоном, берлинской лазурью и желтым кроном, что я с трудом смог сдержать улыбку. Однако, я сделал из этого вывод: должно существовать что-то общепринятое и типичное в их пестром стиле, что легко может быть нарушено.
К тому же немного позже на американской государственной ярмарке я смог сделать из своих рисунков грандиозное открытие. Там показывали гигантского индейца, и хотя его лицо было раскрашено, я настаивал на том, что его раскраска фальшивая. Я, разумеется, получил лишь общее впечатление, и не мог показать, в каких линиях состояла ошибка, но я был в этом уверен. И точно подтвердилось, что это был псевдо-индеец, никто иной, как англосакс, неуклюже наряженный дикарем.
